Благовещенск, Амурская область, Россия
Благовещенск, Амурская область, Россия
В статье проанализировано становление и развитие культурных связей России и Китая в XIX – начале XX в. на дальневосточных территориях. Освещены вопросы зарождения российско-китайского культурного взаимодействия, соприкосновения российской и китайской культур, а также особенности контактов двух этносов. В работе применен историко-хронологический метод исследования, позволивший проследить формирование и развитие контактов в сфере культуры между двумя странами в дальневосточном приграничье в середине XIX – начале XX в. (от подписания Айгуньского и Пекинского договоров до Октябрьской революции 1917 г.), а также системный подход, использование которого обусловило рассмотрение культурных связей как составляющей общей системы российско-китайских отношений на межгосударственном и межрегиональном уровнях. В научный оборот введены материалы на китайском языке в авторском переводе. При исследовании культурных контактов двух стран была применена концепция социокультурного взаимодействия, разработанная Н.А. Самойловым, которая позволила проанализировать особенности взаимоотношений двух стран в сфере культуры и осветить формы взаимодействия. По мнению авторов, развитие взаимных контактов в сфере культуры было обусловлено внешнеполитическими и социально-экономическими условиями, значительными трансформациями в политической, экономической и культурной сферах, происходившими в середине XIX – начале XX в. в Российском государстве и империи Цин, а также встречей китайского миграционного и российского колонизационного потоков в российском дальневосточном приграничье. В целом российско-китайское социокультурное взаимодействие в исследуемый период прошло несколько стадий, в процессе которых русский и китайский народы взаимно узнавали друг друга и учились взаимодействовать. При этом на дальневосточных территориях на рубеже веков складывалась контактная зона взаимоотношений двух этносов, формировалась особая среда российско-китайского взаимодействия и вместе с тем становилась все более очевидной разница двух культур, невозможность их смешения и взаимной ассимиляции.
контакты культур, российско-китайские отношения, дальневосточные территории, Россия, Китай
Введение. История российско-китайских отношений насчитывает свыше четырех столетий. Первые сведения о Руси и славянах доходили до Китая через Великий Шелковый Путь, а первые контакты были установлены еще в период монгольского владычества в Азии. В XVI веке в связи с поиском северного пути из Европы в Китай происходит оживление интереса к Китаю на Руси. В первой четверти XVII века в результате поездок В. Тюменца и И. Петлина между Русским государством и Цинской империей были установлены связи. Однако только расширение Руси в Восточной Сибири и присоединение к собственно Китаю территорий в Маньчжурии создало предпосылки для установления официальных и регулярных взаимоотношений между Москвой и Пекином. Походы В.Д. Пояркова, Е.П. Хабарова обусловили интерес к крестьянской колонизации Даурии и Приамурья [1, c. 56–79].
В XVII веке уже складываются центры русско-китайской торговли в городах Тобольск, Нерчинск, Селенгинск, через которые шел обмен товарами, и вместе с этим происходило взаимное узнавание и взаимодействие двух этносов. Еще одним каналом для взаимного узнавания были взятые в плен во время войны за Амур или перешедшие на службу к китайскому императору православные албазинцы, благодаря которым появилось основание для организации в Пекине в 1715 г. православной миссии. В 1708 г. в Пекине была открыта школа русского языка [2, c. 38, 47–49, 51].
Важнейшее значение для будущего русско-китайских отношений сыграло подписание в 1727 г. Буринского и Кяхтинского трактатов. Во второй половине XVIII века династия Цин проводила политику сдерживания внешней торговли, и всем западным миссионерам и торговцам было отказано в доступе в Китай. Однако торговые обмены между Китаем и Россией успешно шли через Кяхту и Маймайчэн.
Через активно развивавшуюся двустороннюю торговлю народы взаимодействовали друг с другом. В процессе кяхтинской торговли возникает своеобразный язык, который использовали при общении китайские купцы, – он представлял собой искаженный русский язык. Русские купцы, за редким исключением, китайский язык не учили. В России начинается «мода на китайское» (фарфор, чай, отделку помещений, садово-парковую архитектуру и т.д.) [2, c. 66, 72–74].
В сфере культуры контакты развивались в результате деятельности Российской духовной миссии в Пекине. Благодаря миссии, в России в XVIII в. – первой половине XIX в. появляются свои профессиональные переводчики и китаеведы, публикуются первые российские специальные исследования по Китаю. Ученые-китаеведы (в первую очередь те, кто трудился в составе Российской духовной миссии в Китае) «выступили в роли интерпретаторов китайской культуры и ее своеобразных трансляторов, способствуя формированию на российской почве принципиально нового коммуникационного кода социокультурного взаимодействия» [3, c. 7]. Огромную роль в развитии диалога культур сыграли о. Иакинф (Бичурин), архимандриты Петр (Каменский) и Палладий (Кафаров). В русских университетах вводится преподавание языков, распространенных в Китае. В Кяхте в 1830 г. было открыто училище китайского языка. Между Россией и Китаем начинаются обмены книжными коллекциями [2, c. 81].
С конца 1820-х гг. усиливается внимание к Китаю со стороны русских писателей, поэтов и публицистов: в русских изданиях («Азиатский вестник», «Московский телеграф», «Северная пчела», «Сибирский вестник» и др.) стали помещать статьи и заметки о Китае. В русской литературе и публицистике первой половины XIX в. стал формироваться образ дальневосточного соседа России, для которого было характерно смешение реальных представлений, романтизация и вместе с тем негативизация. Как отмечает Н.А. Самойлов, «объективные сведения перемешивались с субъективными оценками, реальные знания соседствовали с интуитивными построениями, ˂…˃, Китай становился метафорой и символом» [4, c. 291]. И, действительно, через образ Китая в России, культура которой постепенно открывалась внешнему миру, происходило осмысление явлений российской действительности. Китайская цивилизация, для которой была характерна самодостаточность, еще медленнее воспринимала мировые ценности и идеи. До середины XIX в. Россия была единственной западной страной, в которую Китай посылал посольства (китайская миссия дважды поздравляла российских императоров с коронацией) [5, с. 100–101]. В целом же, согласно периодизации, предложенной проф. Н.А. Самойловым, российско-китайское взаимодействие культур и социумов в период XVIII в. – первой половины XIX в. прошли стадии идентификации (русские посольства и миссии в Китае стали своеобразными посредниками в знакомстве двух цивилизаций, торговля становится каналом коммуникационного взаимодействия) и активации (активное осмысление социокультурных реалий друг друга, взаимное формирование образов), а во второй половине XIX в. вступили в стадию адаптации, когда с формированием разновекторных миграционных потоков в Россию и Китай стали проникать носители культуры государства-соседа, а приграничные территории стали приобретать функции контактной зоны взаимодействия двух этносов [6, c. 213].
Обусловленное социальными и экономическими факторами сближение русской и китайской цивилизаций способствовало формированию целостной системы российско-китайских отношений, одним из важнейших элементов которой стало культурное взаимодействие.
Цель исследования. Изучить культурные контакты Китая и России на дальневосточных территориях в XIX – начале XX в. в контексте развития отношений двух стран; осветить основные сферы культурных связей двух этносов; охарактеризовать особенности двустороннего взаимодействия в различные исторические периоды.
Методология исследования. В работе была применена концепция социокультурного взаимодействия, разработанная Н.А. Самойловым, которая позволяет проанализировать особенности взаимоотношений двух стран во всех сферах и направлениях. Под социокультурным взаимодействием понимается «взаимодействие, возникающее между региональными и локальными социумами и культурами, обладающими характеристиками социокультурных суперсистем, являющееся частью общемирового культурного развития и отражающее процессы стадиально-формационного характера» [6, c. 43]. Двустороннее взаимодействие в сфере культуры при этом является частью социокультурного взаимодействия и становится показателем определенного уровня отношений между странами. Использовались также системный подход, историко-хронологический метод исследования, синтез, описание.
Результаты исследования и их обсуждение. Во второй половине XIX в. вся система русско-китайских отношений качественным образом меняется. На Россию распространяются все права и привилегии западных стран, полученные ими в результате опиумных войн. Одновременно обостряется борьба сильнейших капиталистических государств Европы и США за влияние в Восточной Азии. В этих условиях Россия и Китай продолжали взаимную торговлю, а также определили новую линию границы на Дальнем Востоке. Это стало поворотным моментом в дальнейшем развитии дальневосточных территорий и российско-китайских отношений, в том числе в развитии культурных контактов между двумя странами на Дальнем Востоке.
Присоединение Приамурья и Южно-Уссурийского края дало толчок к заселению этого края русскими крестьянами и казаками. В 1869 г. в Амурской области насчитывалось 67 казачьих станиц (13 200 жителей) и 41 крестьянское селение (9 435 жителей), в Приморской области – 88 селений (19 360 жителей) [7, c. 104]. Шло заселение и Северо-Восточного Китая, несмотря на запреты цинского правительства, стремившегося сохранить Маньчжурию как «родину своих предков». Введение новых налогов и повинностей во время тайпинского восстания и вторжения в Китай иностранных держав обусловило стихийное переселение крестьян на Северо-Восток. Цинское правительство встало на путь примирительного отношения к переселению, что усилило внутреннюю миграцию. К 1840 г. численность населения Маньчжурии приблизилась к 3 млн чел. [8, c. 100]. Сближение народов активизировалось с началом строительства Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и не всегда развивалось в положительном ключе. Местное население, уклад жизни которого был нарушен, выступало против русского присутствия.
Освоение Маньчжурии, а также захват Китая империалистическими державами и превращение его в полуколонию, обусловили возникновение внешних миграционных потоков – китайские подданные искали заработка за рубежом. Российские территории, заселение которых шло низкими темпами, нуждались в иностранной рабочей силе. Труд китайских рабочих стал активно использоваться в строительстве городов, сооружении железных дорог, разработке приисков и т.д. Китайские мигранты стали открывать на российском Дальнем Востоке свои мелкие и средние предприятия – кирпичные и известковые заводы, кожевенные, швейные и кузнечные мастерские, пивоварни и хлебопекарни. Главенствующие позиции они заняли в дальневосточной торговле.
Присутствие китайских мигрантов на российских дальневосточных территориях формировало среду для культурных контактов. Народы знакомились с обычаями и традициями друг друга. Русское население украшало свои жилища в китайском стиле, начало употреблять в пищу традиционные китайские продукты – лобу (редьку), доуфу (соевый творог), фэньтяо (крахмальную лапшу) и т.п. Интерес со стороны русского населения вызывали празднования китайцами Нового года и театрализованные представления на открытых площадках. От китайцев русские узнали о полезных свойствах женьшеня, о грядковом земледелии; китайцы с приходом русских начали пользоваться плугом и сохой [9, c. 89]. В Маньчжурии, благодаря присутствию русского населения, стали распространяться русские сорта картофеля, помидоров, огурцов, моркови, белокочанной капусты; стали высеваться овес, лен, рожь [10, c. 80]. Китайцы постепенно стали употреблять в пищу молоко и молочные продукты – сыр, сливочное масло, творог, сметану, сливки; научились печь хлеб, стали широко использовать в домашнем обиходе керосиновые лампы, мыло, носить одежду, сшитую из тканей русского производства [11, c. 76]. Однако в целом, несмотря на некоторое взаимопроникновение «культур повседневности», и для русских, и для китайцев была характерна закрытость и отчужденность. Как отмечал А.Г. Ларин, это объяснялось глубоким различием цивилизаций и языковыми различиями. Российские и китайские эмигранты жили и вели свой быт обособленно, сохраняя свою культурную и языковую идентичность (коммуникация, диктовавшая необходимость овладения основами языка принимающей страны, требовалась лишь для некоторых видов деятельности, например, торговли; остальные категории иностранцев в случае необходимости прибегали к услугам переводчика). «Более высокий, интеллектуальный, отличавшийся взаимным интересом, взаимным познанием культур» слой межцивилизационных отношений между народами в процессе взаимодействия практически не проявился [12, c. 39]. Это было связано также с глубинными цивилизационными различиями, с историческим прошлым обоих народов. Так, если Россия тяготела к европейской культуре с ее политическими ценностями, основывающимися на равенстве независимых государств (так называемые «горизонтальные связи»), то Китаю была присуща конфуцианская модель политической иерархии («вертикальные связи»). Поэтому в отношениях стран-соседей сложилась сложная система взаимоотношений, в которой были и «горизонтальные», и «вертикальные» связи [13, c. 73].
Свидетельством некоторой «проницаемости» культур и одной из характерных особенностей во взаимодействии русского населения и китайских подданных в Приамурье стало существование «маньчжурского клина» – земель, занятых маньчжурами, даурами, китайцами согласно 1-й ст. Айгуньского договора 1858 г. Площадь этих земель на левом берегу Амура в нижнем течении р. Зеи составляла 1500 кв. верст. В 1884 г. было проведено обмежевание земель, предоставленных в пользование подданным Цинской империи. Межи были пройдены плугами; некоторые из них сохранились до настоящего времени в селах Садовое, Лермонтовка, Раздольное Тамбовского района Амурской области, где части полей до сих пор называют «китайскими огородами». По данным проведенной в 1893 г. переписи, «зазейских маньчжур» насчитывалось около 16 тыс. чел. Двойственность их правового статуса по мере освоения дальневосточного края обусловила возникновение земельных конфликтов. Стали происходить кражи сена «зазейскими маньчжурами» у русских крестьян, уничтожение ими телеграфных столбов. Русская администрация, в свою очередь, провела межевание земли в этом районе с целью пресечь дальнейшие захваты китайскими подданными земельных угодий, разработало особые паспортные правила для «зазейских маньчжур» и механизм взимания с них налогов. Это вызывало многочисленные протесты китайских региональных властей, между русской и китайской администрацией велась обширная переписка. Проблема «маньчжурского клина» была разрешена кардинальными методами в период вооруженного конфликта 1900 г. России с Китаем. Освободившиеся после ухода китайских подданных земли были предоставлены для заселения Амурскому казачьему войску [14, c. 85–96].
В Благовещенске, административном центре Амурской области, китайцы сосредотачивались в основном в северной части города, в китайском квартале «Сяобэйтунь», где насчитывалось более 300 дворов. Здесь китайцы выращивали и продавали овощи и мясо, зелень и яйца, занимались изготовлением популярного среди городского населения соевого творога (доуфу) и крахмальной лапши (фэньтяо). В китайской слободке работали парикмахерские, магазины одежды, бакалеи. Крупная шаньдунская фирма купца Цзян Жунцая «Цюаньсинфу» занималась сбытом масла, соли, соевого соуса, уксуса и других бакалейных товаров. Сеть постоялых дворов в китайском поселении принадлежала также предпринимателю из Шаньдуна Чэнь Байсую [15, c. 24]. С августа 1913 г. до апреля 1914 г. в китайском квартале действовала амбулатория (в апреле 1914 г. была уничтожена пожаром). Прием больных китайцев вел русский фельдшер, содержание которого оплачивала городская управа Благовещенска, а помещение, освещение и медикаменты оплачивало население китайского квартала. Раз в месяц фельдшер делал санитарные обходы [16, c. 691]. В китайском квартале действовало множество игорных домов и опиекурилен, с которых русская полиция собирала ежемесячную дань, – китайский квартал был для них исключительно доходным местом, а задачи администрации Амурской области по надзору за китайскими подданными и управлению ими не выполнялись либо выполнялись формально. Для обеспечения коммерческих интересов китайского населения в Благовещенске существовало отделение китайского торгового общества, официально не признанное русскими властями, но регулярно дававшее взятки («гуань-цянь» – «чиновничьи деньги») русским чиновникам. Торговое общество, в свою очередь, открыло свои отделения в Зее, Пашкове, Иннокентьевской, Джалинде, имело связь с китайскими пограничными властями и контролировались дипломатическими представителями Китая на российском Дальнем Востоке [17, c. 213–215, 244–247].
В конце XIX в. начинается становление китаеведческого образования на Дальнем Востоке: в 1899 г. был открыт Восточный институт во Владивостоке, в городах российского Дальнего Востока работали курсы китайского языка. В свою очередь, в Китае действовали школы русского языка – в Пекине, Тяньцзине, Шанхае, Гуанчжоу [2, c. 164–165]. В 1896 г. во Владивостоке была учреждена русско-китайская школа (просуществовавшая до конца 1930-х гг.), где китайские дети изучали русский язык. Регистрировались и браки китайцев (как правило, уже несколько лет живших в России и знавших русский язык) с русскими женщинами; в этом случае женщина автоматически теряла русское подданство. Тем не менее, как отмечает А.И. Петров, «тесные взаимоотношения китайцев с русскими лежали преимущественно в сфере бизнеса»; связи укреплялись после того, как китаец принимал православие, либо в случае вступления его в русское подданство [16, c. 655].
Но в целом китайцы предпочитали оставаться приверженцами своих учений, и тому было несколько причин: в Китае их ждали преследования (а со стороны семьи непонимание и насмешки); они с трудом воспринимали сущность христианства, а отрезание косы при крещении расценивалось как предательство своей родины. Не исключая духовного интереса к православию у части китайцев, в этом вопросе они руководствовались, прежде всего, практическим интересом. Это подтверждается и тем, что в начале XX века количество обращений китайцев в православие значительно увеличилось: вторжение в Китай иностранных держав заставило их искать способы осесть в России. Так, если в 1864–1899 гг. на Дальнем Востоке по обряду Русской православной церкви было крещено 52 чел. китайцев и маньчжуров, то в 1900–1915 гг. – 313 чел. Русские священники совершали миссионерские поездки и в Сахалян (маньчжурскую деревню на правом берегу Амура, расположенную напротив Благовещенска, ныне Хэйхэ), при этом они отмечали радушие местных жителей [18, c. 230–242]. Однако целенаправленной работы среди китайского населения Приамурья и Маньчжурии не велось, специальных миссий для китайцев организовано не было. Китайцы не были готовы отказаться от своих традиционных ценностей и внешних атрибутов (кос и пр.) ради принятия православия: за это их ждало наказание в Китае. Против распространения православия в китайском обществе Маньчжурии выступала и администрация КВЖД и министр С.Ю. Витте, опасавшиеся осложнений в отношениях с китайскими властями [19, c. 129–130, 135].
Начало XX века – военные события 1900 г., оккупация русскими войсками Маньчжурии – знаменовалось определенным кризисом в российско-китайских отношениях. Упал престиж России и в результате Русско-японской войны 1904–1905 гг. Стремясь больше узнать о своем восточном соседе, россияне стали активно интересоваться литературой о Китае; в периодических изданиях Азиатской России дальневосточная тема стала главной. В России в два раза увеличился выпуск книг по китайской философии, в четыре раза выросло число публикаций китайской художественной прозы. В 1900 г. при поддержке Министерства финансов было открыто Общество востоковедения, филиалы которого были созданы в Благовещенске, Хабаровске, Харбине. В январе 1910 г. было создано «Общество русских ориенталистов». Значимый вклад в российскую синологию внесли русские купцы (Ф.П. Щегорин, А.Д. Старцев и др.), занимавшиеся коллекционированием китайских и маньчжурских книг, а также участники экспедиций по приграничным дальневосточным территориям (Г.Е. Грум-Гржимайло, В.В. Граве, В.К. Арсеньев и др.). Продолжалась культурная деятельность Российской духовной миссии в Пекине, занимавшейся переводами и составлением словарей. В целом, как отмечают китайские ученые, «Россия проявляла гораздо больше инициативы в изучении китайской культуры, чем Китай – в изучении русской, а распространение русской культуры в Китае шло гораздо быстрее, чем китайской культуры – в России» [20, c. 92]. Большой интерес в Китае вызвало распространение в России идей марксизма и социализма. Однако, как отмечает В.Г. Дацышен, «тесного и всестороннего сотрудничества в сфере культуры между Россией и Китаем налажено не было» [2, c. 237]. Нередко увлечение Китаем принимало искаженные формы. Так, появилась мода на восточный мистицизм, буддийский иррационализм и гадания [5, с. 101].
В Китае выходят труды китайских авторов о России («Шофан бэйчэн» Хэ Цютао и др.), содержащие как сведения о стране, так и антирусские настроения. В статьях китайских мыслителей и реформаторов Кан Ювэя, Янь Фу, напротив, содержались доводы в пользу укрепления связей с Россией и заимствования ее опыта в организации общества и государственного строя. Начало XX века также характеризуется появлением переводов русской художественной литературы на китайский язык. Произведения Л.Н. Толстого, А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, М.Ю. Лермонтова, А.П. Чехова и других авторов знакомили китайскую интеллигенцию с гуманистическими идеями русских писателей, формировали романтизированный образ русского народа. Китайские дипломаты и культурные деятели знакомились с русским классическим балетом и русской музыкой. В сочетании со сложившимся стереотипом России, как страны «северных варваров», это предопределило двойственное отношение к России со стороны китайского общества. В российском обществе шли сходные процессы. Углубление и расширение контактов между двумя странами, тесное соприкосновение на дальневосточных границах подданных Российской и Цинской империй и связанный с этими процессами рост публикаций о Китае в России – все это формировало два противоположных образа Китая. С одной стороны, Китай воспринимался как миролюбивая и дружелюбная восточная страна с определенным ореолом загадочности, с другой – как источник экспансии, так называемая «желтая опасность», хотя синофобия не проявлялась в ярких формах на приграничных территориях именно в силу постоянного взаимодействия с представителями китайского этноса. В отношении России также прослеживались как настороженные и негативные настроения, так и призывы заимствования ее опыта в социальных и политических реформах [3, c. 250–252, 271–272].
Новый этап в культурном взаимодействии двух стран начинается после Октябрьской революции. Стремление китайского общества познакомиться с русской литературой, понять сущность происходивших в России революционных процессов еще более усилилось. Русская и советская литература и искусство оказали огромное влияние на литературу и искусство Китая. После Октябрьской революции 1917 г., а затем «Движения 4 мая» 1919 г., в Китае начинается распространение идей марксизма-ленинизма. Это обусловило всплеск количества переводов марксистских работ и произведений В.И. Ленина. В ноябре 1920 г. в Китае были изданы полные переводы «Манифеста Коммунистической партии» и «Развития социализма от утопии к науке». В номерах журнала «Синь циньнянь» («Новая молодежь») были опубликованы переводы статей В.И. Ленина «Национальное самоопределение» и «Экономика переходного периода». Статьи и части работ Ленина публиковались в новой периодике: ежемесячнике «Гунчаньдан» («Компартия»), журнале «Шугуан» («Заря»). С созданием КПК в 1921 г. и дальнейшим развертыванием в Китае революционного движения интерес к марксистско-ленинской литературе возрастал. Издавались не только работы марксистов, Ленина, но и И.В. Сталина по национальному и колониальному вопросам. Широкое распространение получили произведения советской литературы. Большую работу по ее популяризации проводил писатель Лу Синь, при непосредственном участии которого на китайский язык были переведены «Разгром», «Железный поток» и другие книги [21, c. 26–27, 89–90]. В 1920-е гг. для подготовки революционных кадров для Китая в Москве были открыты Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ) и Коммунистический университет трудящихся Китая (КУТК). В Китае стали демонстрироваться советские фильмы, на сценах китайских театров увеличивалось количество постановок русских и советских пьес.
Заключение. Российско-китайские культурные контакты зародились с первыми контактами русских и китайцев через взаимную торговлю и первые посольства в XVII веке. В Пекине открывается духовная миссия, а на Дальнем Востоке тесные связи возникают во второй половине XIX века, когда подданные Российской и Цинской империй начали активно осваивать дальневосточные земли. Возрастает интерес к китайскому языку и китайской культуре. Начало XX века характеризуется осложнением отношений, что было вызвано внешнеполитическими и внутриполитическими факторами. В целом российско-китайское социокультурное взаимодействие в дореволюционный период прошло от стадии индифферентного взаимодействия до стадии адаптации, когда русский и китайский народы взаимно узнавали друг друга и учились взаимодействовать друг с другом. Постепенно на дальневосточных территориях складывалась контактная зона взаимодействия двух этносов, и вместе с тем становилась все более очевидной разница двух культур, невозможность их смешения и взаимной ассимиляции.
1. Мясников В.С. Договорными статьями утвердили (дипломатическая история русско-китайской границы XVII–XX вв.). М., 1996. 482 с.
2. Дацышен В.Г. История русско-китайских отношений (1618–1917 гг.): учеб. пособие. Благовещенск, 2004. 276 с.
3. Самойлов Н.А. Россия и Китай в XVII – начале XX века: тенденции, формы и стадии социокультурного взаимодействия. СПб., 2014. 368 с.
4. Самойлов Н.А. Россия и Китай: этапы взаимодействия и взаимоидентификации // Россия и Восток: феноменология взаимодействия и идентификации в Новое время. СПб., 2011. С. 245–295.
5. Su Fenglin. Questions Regarding Past and Present Sino-Russian Cultural Exchange // Eager Eyes Fixed on Eurasia: Russia and its eastern edge / ed. by Iwashita Akihiro. Slavic Research Center, Hokkaido University, 2007. P. 93–109.
6. Самойлов Н.А. Периодизация истории социокультурного взаимодействия России и Китая до 1917 г.: методологические подходы // Вестник СПбГУ. Язык и литература. 2009. № 1–2. С. 209–214.
7. Нарочницкий А.Л. Международные отношения на Дальнем Востоке. Кн. 1. (С конца XVI в. до 1917 г.). М., 1973. 326 с.
8. Ван Лихэн. Ша Э дэ Юаньдун иминь чжэнцэ (Миграционная политика царской России на Дальнем Востоке) // Бэйфан вэньу. 2001. № 1. С. 99–103.
9. Владимирова Д.А. Проблемы этнокультурного взаимодействия и взаимовосприятия китайцев и русских на российском Дальнем Востоке и Северо-Востоке Китая: вторая половина XIX – начало XXI в.: дис. ... канд. ист. наук. Владивосток, 2005. 225 с.
10. Штейнфельд Н.П. Русское дело в Маньчжурии: С XVII в. до наших дней. Харбин, 1910. 208 с.
11. Белоглазов Г.П. Русская земледельческая культура в Маньчжурии (середина XVII – первая треть XX в.). Владивосток, 2007. 184 с.
12. Ларин А.Г. Китайцы в России вчера и сегодня. М., 2003. 223 с.
13. Мясников В.С. Россия и Китай: контакты государств и цивилизаций // Общественные науки и современность // Вопросы истории. 1996. № 2. С. 72–82.
14. Дацышен В.Г. Русско-китайская война. Маньчжурия 1900 г. СПб.: [б.и.], 1996. 144 с.
15. Залесская О.В. Китайские мигранты на Дальнем Востоке России (1917–1938 гг.). Владивосток: Дальнаука, 2009. 380 с.
16. Петров А.И. История китайцев в России. 1856–1917 годы. СПб., 2003. 960 с.
17. Нестерова Е.И. Русская администрация и китайские мигранты на юге Дальнего Востока России (втор. пол. XIX – нач. XX в.). Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2004. 372 с.
18. «Маньчжурский клин»: история, народы, религии / С.Э. Аниховский, Д.П. Болотин, А.П. Забияко [и др.]; под общ. ред. А.П. Забияко. Благовещенск, 2005. 315 с.
19. Дацышен В.Г. Христианство в Китае: история и современность. М., 2007. 240 с.
20. Чэнь Фан. Цяньтань 1917 нянь цянь дэ Чжун-Э вэньхуа гуаньси (Краткое изложение культурных отношений между Китаем и Россией до 1917 года) // Сяньдай цзяоцзи. 2018. №7. С. 91–92.
21. Пэн Мин. Краткая история дружбы народов Китая и Советского Союза. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1957. 149 с.
